Ноги мои самостоятельно согнулись, туловище сделало короткое извивающееся движение, ноги разогнулись и я оказался стоящим перед своим похитителем. Он смотрел на мое обалдевшее лицо и радостно ухмылялся. В смятении я попытался снова сесть, но Сухарь предупредил мои поползновения:
– Стоять до особого распоряжения.
И тело перестало меня слушаться. При этом я все прекрасно понимал, соображал, видел и вообще, казалось, ничего не произошло. Страх плеснул адреналином по жилам. Я стал почти как зомби, я больше не был властен над собой и сделал это обычный человек. Он мог теперь просто уйти, а я бы остался здесь стоять до тех пор, пока не умру от голода и жажды. Он мог приказать войти в любую аномалию. Он мог сделать все и самое страшное в этом было то, что я продолжал оставаться в полном сознании. Даже безмозглым зомби в этом смысле было лучше.
Глаза мои наполнились слезами, а Сухарь, заметив это, вдруг каким-то одновременно издевательским и отеческим жестом одновременно провел своим рукавом по моему лицу.
– Ну, не плачь. Героям не пристало плакать. Пойдем, Клычок, дорога ждет.
«Капитан!», – мысленно взмолился я. – «Прыщ, Караул! Спасите меня! Где же вы? Вы же всегда мне помогали раньше! Я же для вас что-то значил, я многое сделал когда вы принудили меня к роли спасителя-избавителя. Неужели я не заслужил обычной смерти? Неужели вот так все и закончится? Ну хоть пристрелите меня. Или направьте в нашу сторону истребительную группу спецназа. Хоть что-нибудь! Ну что же вы?!».
Лес сочувственно покачал ветками, в болоте что-то забурлило и снова наступила тишина. Мои ноги нетерпеливо перебирали на месте, ожидая следующей команды Сухаря. Оставалось надеятся на «должников». Что они догонят и спасут. Но почему-то даже в это с каждой секундой верилось все меньше.
– Я больше не могу, – сказал Караул, наблюдая как вдалеке две фигуры уходят в лес. – Я сейчас пойду и раскатаю этого урода тонким слоем!
– Нет, – твердо ответил капитан. – Нельзя и ты это знаешь. Клык должен умереть. Все идет так, как и должно идти. Так сложились обстоятельства и наши эмоции здесь не имеют значения. Иначе не будет развязки, не будет полного освобождения. Он сам влез во все это, а мы только следуем за его судьбой.
– Опять все эти недомолвки, – сказал Караул и горько засмеялся. –Опять намеки на нечто большее, что вы с Прыщом знаете, а мне знать не положено. Откуда в тебе такая жестокость во имя необходимости? Что за права ты имеешь в судьбе этого сталкера?
– Он имеет все права, – мягко сказал Прыщ, успокаивающе кладя руку на плечо Караула. – Поверь нам, мы точно знаем все роли в этом спектакле.
– Да, – сказал капитан. – Если кто-то и может тут что-то решать, так это только я сам. Если бы у нас были варианты – я бы и сам удавил Сухаря голыми руками.
– Ну-ну, – хмыкнул Прыщ. – Потише. Еще неизвестно кто бы там кого удавил.
– Как это «не прибыл на точку»? – Рвач смотрел на посыльного растерянно и сердито. – Вы точно все там осмотрели? Никаких следов?
– Рвач, не пори горячку. Ты же все прекрасно понимаешь. Если надо найти Клыка – давай возвращаться на его след. Где-то он свернул в сторону – иначе мы бы его нашли. Почему ты вообще решил, что он захочет идти туда, куда вы ему показали? Ушел свим маршрутом. Он же всю жизнь одиночкой по Зоне ходил, ему так даже легче будет спрятаться.
– Нет, нет, я уверен, что не так все. Не мог он просто уйти. Он же знает, что за ним охота.
– Ну и что? – вмешался Сток. – Он действительно мог попытаться затаиться в Зоне самостоятельно. Там, где про него точно никто не узнает. Хотя группу по следам мы, разумеется, отправим.
– Я сам поведу эту группу, – мрачно сказал Рвач. – И не надо мне тут показывать на пару царапин – я уже в норме.
– Спокойнее, Рвач, – подал голос Дзот. – Мы все пойдем, теперь это дело наше до самого конца.
Начинало темнеть. Серое обычно небо Зоны было сплошь красным от лучей заходящего где-то там, в обычном мире, солнца. Мы шли словно внутри большого бутерброда из красного неба и грязно-зелено-коричневой Зоны и вокруг стояла абсолютная тишина. Сколько раз я попадал в такие вот озера полного беззвучия, но так и не смог привыкнуть.
Мое тело само шагало следом за Сухарем, периодически мой рот сам собой открывался и оттуда вылетал тихий предупреждающий возглас. Тогда Сухарь пропускал меня вперед и я ползал на четвереньках между кустов и камней выискивая безопасный проход между аномалиями. Все это я наблюдал отстраненно и, хотя и мог что-либо сказать по своему усмотрению – такую возможность Сухарь мне все же оставил – предпочитал все же помалкивать и пытался сконцентрироваться хотя бы на одном мышечном усилии, не подвластном моему мучителю.
Все было тщетно и постепенно я стал погружаться в какую-то сонную одурь, словно придремывал на ходу и даже начинал иногда видеть какие-то сны.
«В лунном сиянии снег серебрится» – вспомнилась вдруг строчка из какой-то старой песни, из какой-то прежней жизни. Перед глазами лежала белая снежная равнина и лунные блики водили по искристым сугробам веселые хороводы. Я мысленно потряс головой, убедился, что впереди по-прежнему маячит спина Сухаря и снова погрузился в размышления.
Сон это хорошо. Было бы просто здорово заснуть сейчас, а проснуться уже потом, в самом конце, чтобы не было этого тягучего ожидания самого страшного. Или совсем взять да и умереть во сне. Эта мысль показалась мне соблазнительной и я несколько минут обдумывал ее. Потом с сожалением понял, что не смог бы себе этого позволить, даже если бы сумел. Все, что у меня теперь осталось – это моя внутренняя сила. Не показать врагу слабости своей, сдохнуть – так плюнув напоследок в чью-нибудь морду. «Если она, эта самая морда, у этого «кого-то» конечно есть» – сказал бы сейчас Дзот и от этой мысли внезапно полегчало.